Все сроки, все важные встречи и переговоры летели к черту.
В конце концов было принято решение временно вывести Еву из штата и заняться ею позже, после ее возвращения.
Осмар и его люди до того запугали отца Евы, что тот потерял сон. Они следили за подъездом его дома, ходили за стариком по пятам по запруженным улицам Ипанемы. Родилась идея захватить его и потрясти, чтобы развязать язык, однако он был достаточно осторожен и старался не оставаться в одиночестве.
В третий раз пытаясь проникнуть в спальню Труди, Лэнс обнаружил, что дверь не закрыта на замок. Он спокойно вошел с таблеткой валиума и бутылкой ее любимой ирландской минеральной воды, обошедшейся в четыре доллара, без слов уселся рядом на постели и протянул пилюлю. Труди выпила ее – вторую за этот час – и запила водой из бутылки.
Полицейская машина, увезшая круглощекого фотографа, отъехала от дома около часа назад. Двое полисменов минут двадцать покрутились во дворе, задавая дурацкие вопросы. Они явно не испытывали никакого желания встревать в это дело. Прессе рекомендовали держаться от дома подальше. Полиция даже с некоторым сочувствием отнеслась к Лэнсу. Труди сообщила имя своего адвоката на тот случай, если ее вздумают в чем-нибудь обвинить.
Лэнс пообещал разобраться с каждым, кому взбредет в голову вызвать его в суд.
Когда полицейские убрались, Труди как с цепи сорвалась и, дождавшись, пока нянька с ребенком выйдут из дома, швырнула подушки с дивана в камин и стала выкрикивать в адрес Лэнса – ближайшей жертвы – непристойности. Для ее измученных нервов это было уже чересчур: новость о Патрике, иск страховой компании, ущемление в правах, нашествие репортеров и, наконец, инцидент у бассейна.
Но теперь, после таблетки валиума, она была спокойна.
Лэнс с облегчением вздохнул. Ему хотелось коснуться Труди, погладить ее по колену, сказать что-нибудь ласковое, но в подобной ситуации это было рискованно. Одно неверное движение – и она опять придет в бешенство. Нет, лучше дать Труди время остыть.
Она бросилась на постель и закрыла глаза. Комната, как и весь дом, была погружена в полумрак: шторы и жалюзи опущены, свет приглушен или выключен. Вокруг дома сновали сотни людей, беспрерывно жужжа камерами, словно они исполнились желания снять фильм о всех немыслимых похождениях Патрика. В полдень местная телекомпания в программе новостей показала их дом, а какая-то вульгарная желтолицая дама с лошадиными зубами распространялась о Патрике и о возбуждении супругой дела о разводе.
Супруга Патрика! При мысли об этом Труди почувствовала онемение. Да она не была его женой уже четыре с половиной года! Она устроила ему достойные похороны, а потом в ожидании денег честно пыталась забыть о нем. К тому моменту когда деньги были получены, Патрик превратился в смутное воспоминание.
Единственный трудный момент наступил тогда, когда она попыталась объяснить двухлетней дочери, что ее отец отправился на небеса, где ему будет, безусловно, намного лучше, чем здесь с ними. На какое-то мгновение девочка казалась озадаченной, но очень быстро стряхнула с себя оцепенение, как это могут только дети. В присутствии ребенка никто больше не имел права произносить имя Патрика – нельзя было травмировать бедняжку, как объяснила Труди. Девочка не помнит своего отца, так что нечего и говорить с ней о нем.
За исключением этого небольшого эпизода, Труди с удивительной выдержкой несла бремя вдовства. Она ездила за покупками в Новый Орлеан, заказывала продукты из Калифорнии, два часа в день исходила потом, занимаясь аэробикой, тратила кучу денег на дорогую косметику. Завела няньку, чтобы иметь возможность путешествовать вместе с Лэнсом. Оба предпочитали Карибы, особенно остров Святого Барта с изумительными пляжами для нудистов, где было так хорошо загорать и болтать с французами.
Рождество они встретили в Нью-Йорке, на Плазе. Январь прошел на горнолыжном курорте в Вейле, где собирались сливки общества. Май обещал Париж и Вену. Вместе с Лэнсом она мечтала о персональном реактивном самолете, как у тех восхитительных людей, с которыми время от времени сводила их жизнь. Небольшой бывший в употреблении “лир” стоил всего миллион, однако теперь об этом не могло быть и речи.
Лэнс уверял, что работает над этой идеей, но Труди всегда тревожилась, как только он начинал проявлять интерес к делам. Ей было известно, что ее приятель промышляет незаконной перевозкой наркотиков, но ведь Мехико совсем рядом, значит, и риск минимальный.
Ненависти к Патрику она не испытывала, во всяком случае, к мертвому. Однако тот факт, что он жив и готов вернуться, чтобы осложнить все, внушал ей сильнейшее отвращение. Впервые они встретились на вечеринке в Новом Орлеане, когда Труди из-за чего-то обиделась на Лэнса и подыскивала себе нового мужа – многообещающего и желательно с деньгами. Ей было тогда двадцать семь. За четыре года до этого она вырвалась из плена жуткого замужества и не жалела сил, чтобы обрести стабильное положение в обществе. Патрику только исполнилось тридцать три, он ни разу не был женат и не имел ничего против. Приличная фирма в Билокси, где Труди в то время и жила, предложила ему место, и он с радостью согласился. Четыре месяца бурной страсти – и на Ямайке был заключен брак. А спустя три недели после медового месяца в квартиру молодоженов прокрался Лэнс. Пока Патрик был в короткой деловой поездке, он провел с Труди ночь.
Сейчас она никак не могла позволить себе лишиться денег, в этом не было и тени сомнения. Ведь должен же ее адвокат что-то придумать, найти какую-нибудь уловку, которая позволит сохранить оставшееся. За это ему и платят.